К вопросу настоящей науки в контекстах настоящей жизни и настоящей экономики. Может быть иначе?

Виталий Лунев,
Академик Европейской академии наук Украины, Украинской академии наук, член Американской психологической ассоциации, председатель Совета молодых ученых Института психологии имени Г.С. Костюка НАПН Украины, доцент Национального медицинского университета имени А.А. Богомольца.

Мое внимание сосредоточено на вопросе «Сколько еще просуществует общество потребления, или пандемия – это конец общества потребления?».

Общество потребления – это не что иное как общество, гонящееся за избытком, не тем конкретным соответствующим потребностям и желаниям, что необходимо реализовать, ментализировать или восполнить как место «отсутствия», чего-то недостающего, а тем, что станет избыточным. В этом сама суть общества потребления – избыточное наслаждение и сама суть выживаемости симулякры, ее долговечности – она не соответствует прямо ни одной потребности человека, и возможно, лишь благодаря спутанным влечениям. Вот почему ее практически невозможно оценить и опредметить.

Пандемия это время когда потребительство становится поиском «реального».

Сама идея пандемии перекликается с идеей жертвенности. Одномоментно все стали жертвами.

Это в какой-то мере «жертвенный праксис»[i] как некоторая форма человеческого опыта, благодаря которому, человек дифференцируется от природного бытия. Согласно Ж.Батаю «жест жертвоприношения образует то, что в нем есть человеческого, а зрелище жертвоприношения обнаруживает его человечность»[ii]. В жертвенном праксисе человек находит и рефлексирует свою смертность, находя ее в себе живущем, совершая акт символического означивания реальности.

Символичекое по Жаку Лакану не что иное как акт обмена и социальное отношение, кладущее конец реальному, разрешающее в себе реальное, а заодно и оппозицию реального и воображаемого[iii], а символическая функция – некоторое импульсивное «отыгрыванием» того, что стало излишним в «обороте» человеческих взаимоотношений[iv]. Разве этого нет в рефлексии и символизации пандемии?

Поэтому могу предположить, что пандемия стала новым витком общества потребления.

В отношении вопроса о науке и сравнении парадигм прошлых веков и наших дней скажу следующее (рассуждения основываю на источнике[v]).

Известно, что эпоха XVI-XIX веков это период невероятной уверенности в универсальности научного разума, частично или преимущественно отрицаемого наукой ХХ и ХХI веков. Так, эпоха Просвещения детерминирует отношение к исследовательским программам исходя из конкретных свойств науки, ведущими из которых являются идеал автоматики и  механицистского исследования природы. Это период, который можно считать лучшим проявлением западноевропейского мистицизма, противопоставляющего себя церковности и реализующимся в автоматике и механике на смену чему пришла перепуганность и  идеализация рефлекторности. Это время унификации  биологического, физиологического и философского в концепте натурфилософии. И это время идеала скептицизма, витализма.

Нынешнее  общество постиндустриальное, а современная культура – постмодернистская. В связи с этим основные научные парадигмы неизбежно ориентированы на этап перехода от неклассической рациональности к рациональности постнеклассической. Известно, что сама идея современной науки зиждется на понимании принципа развития как нелинейного, вероятностного и необратимого процесса, который характеризуется относительной непредсказуемостью результата. Для человека, исторически, онтогенетически и филогенетически сложившегося в идеях механики и автоматики (что реально соответствует классическим моделям образования XX-XXI веков, ориентированных на автоматизм и механику навыков) такая идея является вызовом.

Следует учесть еще один момент – тяготение человека к месту и времени наибольшего инвестирование идеалами, посредством его «Я». Поэтому, ученые, как обычные люди-человеки неизбежно будут поляризироваться к идеализации некой «эпохи Золотого императора», такого вот «потерянного Рая», к которому необходимо возвращаться, или ожидания «прихода Миссии», но постнеклассического, или как сейчас принято говорить – пост-постнеклассического. Как говорится «далі буде».

Вместе с тем, стоит заметить, что идеал автоматики и  механики в сочетании с  западноевропейским мистицизмом, противопоставляющим себя церковности, созвучной идеям нелинейности (неисповедимы пути Господни) в наибольшей степени нивелировал симулякры и максимальным образом кооперировал потребности и навыки человека своей эпохи.

[i] Круглова, И. Н. (2013). Жертвенность как символическое бытие: Ж. Бодрийяр, Ж. Лакан, Р. Жирар. Вестник Красноярского государственного аграрного университета, (10), 308-311.

[ii] Батай, Ж. (1994). Гегель, смерть и жертвоприношение.  Танатография Эроса: Жорж Батай и французская мысль середины XX века. – СПб.: Мифрил.

[iii] 2. Бодрийяр, Ж. (2000). Символический обмен и смерть.  Москва: Добросвет.

[iv] Круглова, И. Н. (2013). Жертвенность как символическое бытие: Ж. Бодрийяр, Ж. Лакан, Р. Жирар. Вестник Красноярского государственного аграрного университета, (10), 308-311.

[v] Мамзин, А. С., Сиверцев, Е. Ю. (2016). История и философия науки: учебник для магистров. 2-е изд. Москва: Издательство Юрайт.